Нарративные (повествовательные) источники по истории средних веков. Средневековые письменные источники Письменные источники по истории средних веков

Раннее средневековье характеризуется переходом от античности и варварства к феодализму, и это в полной мере отразилось на источниках V-XI вв. Это эпоха господства натурального хозяйства, слабых торговых и иных связей между странами и областями, весьма примитивной государственности, низкой грамотности и растущей клерикализации культуры.

В раннее средневековье большинство населения Западной и Южной Европы жило по старым римским законам, постепенно приспособляемым к меняющейся действительности. В VI в. по распоряжению византийского императора Юстиниана I они были кодифицированы. Это законы римских императоров II - начала VI в. (так называемый Кодекс Юстиниана), «Новые законы» (новеллы) самого Юстиниана, систематизированные высказывания наиболее авторитетных юристов античности (так называемые Дигесты, или Пандекты), а также краткий специальный учебник права (Институции). Все они составили обширный свод, получивший позднее, в XII в., название «Корпус юрис цивилис» - «Свод гражданского права». Тогда же, в XII в., оформился и так называемый «Корпус юрис каноницис» - «Свод канонического права», вобравший в себя важнейшие акты церковного законодательства; последнее помимо собственно церковных дел регулировало также многие сферы повседневной жизни верующих. Поскольку законодательная комиссия Юстиниана отбирала те из древних законов, которые сохраняли значение, не только «Новеллы», но и весь «Свод гражданского права» является ценным источником по истории VI в. В дальнейшем в Византии этот памятник неоднократно перерабатывался, послужив основой для всего раннесредневекового византийского законодательства («Эклога» 726 г., «Василики» 886- 912 гг. и др.).

На Западе Свод Юстиниана почти не был известен до XI- XII вв., когда в условиях возникшего оживления товарно-денежных отношений и усиления королевской власти началась так называемая рецепция (перенимание и усвоение) римского права. До этого западноевропейские юристы пользовались более ранним сводом римских законов - Кодексом императора Феодосия II (438 г.). На его основе в начале VI в. в некоторых варварских королевствах были составлены юридические компиляции, предназначенные для романизированного населения («Римский закон вестготов» и др.). Это романизированное население и в дальнейшем придерживалось римских правовых норм, превращавшихся постепенно в обычай. Римское право оказывало определенное влияние и на формирующееся королевское законодательство.

Германские, кельтские и славянские народы, обосновавшиеся на территории бывшей Римской империи, сохранили свои древние обычаи, передававшиеся изустно из поколения в поколение и менявшиеся очень медленно. Образование у них государств, а также тесное соприкосновение с «римлянами», имевшими письменные законы, вызвали необходимость в фиксации этих обычаев на письме. Результатом явились записанные с конца V в. по начало IX в. судебники, известные в нашей медиевистике как «правды» (Бургундская, Вестготская, Салическая, Саксонская и т.д.). На Британских островах в связи с замедленными темпами феодализации такие судебники были составлены позднее, в VII-XI вв., в Скандинавии по той же причине - в XII-XIII вв., причем в обоих случаях на народных языках в отличие от континентальных судебников, записанных на латыни.

Представляя собой запись действующих правовых норм, варварские правды, однако, не были вполне адекватны древним обычаям. Составители записывали далеко не все из них, фиксируя в основном штрафы и другие наказания за различные преступления и проступки; производя отбор, они вносили в текст и некоторые добавления и изменения, отражающие складывание нового общественного строя и государства. Тем не менее ранние редакции правд сохранили важнейшие нормы древнего обычного права; в этом плане особый интерес представляет Салическая правда, созданная в начале VI в. (см. гл. 4).

Из добавлений и поправок к правдам постепенно выросло королевское законодательство. Наиболее значительным его памятником являются капитулярии франкских королей (от латинского слова capitula - главы, на которые подразделялся текст законов), обретшие свою классическую форму на рубеже VIII-IX вв. Сочетая в себе черты публичного, т. е. государственного, и частного, т. е. вотчинного, права, капитулярии содержат разнообразнейшую информацию о хозяйстве, социальном строе, политических институтах, военном деле и т. п.

По сравнению с законодательными источниками, доступными исследователю истории практически всех стран Европы той эпохи, документальные источники распределяются по регионам очень неравномерно, что объясняется как неодинаковой изначальной распространенностью документации в разных странах, так и неодинаковой ее сохранностью. В Северной и Центральной Европе к письменному оформлению сделок, распоряжений и других актов стали прибегать (притом изредка и в основном по инициативе государства и церкви) только на исходе раннего средневековья; до этого деловые соглашения заключались при помощи торжественных ритуализированных процедур на народных собраниях в присутствии значительного числа свидетелей. На территории бывшей Римской империи составление документов оставалось достаточно привычным делом, однако в ряде случаев внешние факторы, например захват арабами большей части Испании или турецкое завоевание Византии, приводили к гибели архивов, ломали сложившееся публичное делопроизводство и почти полностью лишили нас раннесредневековой документации из этих стран. Недолговечность папируса, на котором в основном писали в то время, также препятствовала сохранению этой документации. В значительном количестве она уцелела (благодаря особым климатическим условиям) только в Египте; немногочисленными, в несколько десятков единиц, памятниками представлены также Италия и Галлия. От VIII в. до нас дошли сотни документов (теперь уже на пергамене), преимущественно из Италии, прирейнской и придунайской Германии и Северо-Восточной Франции, от IX-X вв. - также из других районов Франции, из Испании и Англии. В XI в. количество западноевропейских документов (называемых чаще всего грамотами, а также хартиями, актами) измеряется уже многими тысячами. Подавляющее большинство их происходит из церковных архивов и сохранилось не в подлинниках, а в копиях - как правило, переписанных, иногда с сокращениями и вставками (интерполяциями), в специальные сборники - так называемые картулярии (от латинского carta - грамота). Практически все документы этого времени написаны на латыни.

Документы делопроизводства раннего средневековья закрепляли разнообразные, хотя и не все существовавшие тогда правоотношения. Они фиксировали постановления королевских, реже - княжеских судов, личные распоряжения и пожалования монархов (так называемые дипломы), акты дарений, купли-продажи, обмена и предоставления в держание земли, оформляли завещания, вступление в зависимость, а также некоторые процедуры церковной жизни: избрание аббатов, освящение церквей и т. д. Лучше всего сохранились грамоты, удостоверяющие законность смены земельного собственника. Акты о вступлении в зависимость, арендные договоры, довольно быстро терявшие значение, берегли меньше; сделки с движимым имуществом, долговые обязательства, решения по уголовным делам и т. д. сравнительно редко подлежали тогда фиксации на письме, как слишком маловажные в глазах современников.

Грамоты составлялись по определенным образцам, они назывались формулами. В абстрактной форме, без упоминания конкретных имен, дат, географических названий, чисел в них излагалось существо дела: дарение земельного участка, освобождение раба и т. п. Отражая несомненно типичные правоотношения, формулы как источник по социально-экономической и социально-политической истории очень ценны; иногда (как это было, например, в вестготской Испании) наличие сборника формул отчасти компенсирует утрату настоящих документов. Но в целом благодаря своей конкретности (а порой и отступлениям от образца) грамоты, тем более комплексы грамот, неизмеримо богаче информацией. Это важнейший источник по истории экономики, общественного строя, политических институтов, верований, по хронологии, ономастике, географии, генеалогии.

Наряду с документами делопроизводства в распоряжении историка раннего средневековья имеются документы инвентарные, представленные главным образом описями церковных поместий. Науке известны несколько их десятков (в основном французских, немецких и итальянских), созданных с VI по XI в. Называют их обычно политиками, что по-гречески означает «многолистные», т. е. попросту книги. В большинстве своем это перечни крестьянских держаний, как правило, с указанием местонахождения и причитающихся с них повинностей, иногда также имен и социального статуса держателей и членов их семей. Эти и некоторые другие данные, содержащиеся в полиптиках, давно сделали их классическим источником по истории раннефеодальной вотчины. В последние годы они активно используются также при изучении демографии, истории поселений и социальной психологии.

Раннесредневековые нарративные источники разнообразны и многочисленны. До нас дошли, разумеется, далеко не все сочинения, созданные в ту эпоху. Очень немногие из них пользовались даже региональной, тем более общегосударственной известностью; большинство авторов довольствовалось составлением одного, доступного весьма ограниченному кругу лиц, экземпляра, судьба которого зависела от множества случайностей (войн, пожаров и т.д.), не говоря уже о перипетиях политической и религиозной борьбы, в ходе которой расправлялись не только с людьми, но и с книгами. Дороговизна пергамена также мешала сохранности раннесредневековых сочинений, поскольку нередко старый текст соскабливали, чтобы освободить место для нового (так называемые палимпсесты).

Среди историографических сочинений раннего средневековья на первое место следует поставить «истории» - крупные произведения, посвященные серии значительных и в основном современных автору политических событий. Примером может служить «История войн Юстиниана» византийского историка Прокопия Кесарийского (VI в.), написанная в традициях классической античной историографии. Несколько иной характер имеют западноевропейские «истории» того времени: «История франков» Григория Турского (VI в.), «Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного (VIII в.). Они создавались в рамках позднеантичной христианской традиции, делавшей упор на изложение истории от сотворения мира. Текущие события занимают центральное место и здесь, но они лишь венчают пространные повествования о давних временах, построенные на Библии, сочинениях предшественников и устных преданиях. Такие повествования послужили одним из истоков жанра хроники, представляющего собой соединение оригинального конкретного рассказа о современных и хорошо известных автору событиях в одной стране (княжестве, городе) с компилятивным и схематичным очерком «мировой» истории предшествующего периода.

Наряду с историями и хрониками средневековая историография представлена также биографиями (например, «Жизнь Карла Великого» Эйнгарда, начало IX в.) и анналами - погодными записями наиболее важных событий. Анналы являются достаточно краткими, сухими, внешне беспристрастными перечнями малосвязанных между собой основных вех политической и церковной жизни, пришедшихся на тот или иной год. Большинство анналов называются по монастырям и кафедральным соборам, в которых они создавались. Расцвет западноевропейской анналистики приходится на VIII-X века.

Важным источником по истории раннего средневековья являются агиографические сочинения: жития реальных и вымышленных людей, причисленных церковью к лику святых, описания их подвижничества, мученичеств, видений и чудес. Создание большинства из них приходится на период христианизации (в Галлии это IV- VI вв., в Британии и Германии - VII-VIII вв. и т.д.), а также на время крупных потрясений внутри самой церкви, например на эпоху иконоборчества в Византии (VIII-IX вв.). Разумеется, события, о которых повествуют агиографы, следуя определенному принятому трафарету, иногда вымышлены, однако авторы сообщают и о вполне реальных людях, которых знали лично, в том числе о крупных политических деятелях [о канцлере Людовика Благочестивого аббате Бенедикте Анианском, о «крестителе Скандинавии» гамбургском епископе Ансгарии (IX в.) и др.]. Кроме того, даже самые неправдоподобные жития содержат огромное количество побочной и потому достаточно достоверной информации по истории материальной культуры и экономики, судопроизводства, классовых конфликтов, быта и нравов, верований, а также по исторической географии и генеалогии. Будучи наиболее читаемым, а главное пропагандируемым с церковной кафедры жанром ран-несредневековой литературы, агиография ценна также для изучения духовной культуры простого народа. С этой же точки зрения значительный интерес для медиевиста представляет церковная проповедь. Поясняя сложные места из Библии, внедряя в сознание паствы христианские заповеди, рассказывая о подвигах и благодати праведников, проповедник должен был, дабы сделать свою речь доходчивой и действенной, учитывать кругозор и умонастроение прихожан и поэтому обязательно приводил примеры из жизни, апеллировал к их представлениям о мире, справедливости, добре и зле. При работе с этим источником главная проблема - отделить реальные штрихи от общих мест (топосов).

Публицистика в рассматриваемую эпоху еще не выделилась в самостоятельный жанр и была как бы растворена в историографии, а также в посланиях (ценных как источник и по другим аспектам истории, от экономики до философии) и особенно в трактатах, имевших часто открыто дидактический характер. Таковы, например, трактат «О дворцовом и государственном управлении», написанный реймсским архиепископом Гинкмаром для короля Карла Простоватого (конец IX в.), и трактат «Об управлении империей», адресованный византийским императором Константином VII Багрянородным своему сыну Роману (середина X в.). Подобные наставления интересны не только как памятники общественной мысли; они содержат важные сведения о государственном строе, внешней политике, соседних народах, взаимоотношениях внутри господствующего класса и т. д. По-своему прагматично и большинство других, неполитических трактатов. Так, «Христианская топография» византийского купца Косьмы Индикоплова (VI в.) рассказывает об облике и богатствах заморских стран, о торговых путях, ведущих в эти страны; «Установление для мирян» орлеанского епископа Ионы (начало IX в.) имеет целью привить франкской знати христианские нормы бытового и публичного поведения; анонимный английский трактат начала XI в. «Обязанности различных лиц» служит наставлением вотчинникам в вопросах хозяйствования и в отношениях с вассалами. Несколько более академичны общие и специальные энциклопедии того времени: «Этимологии» Исидора Севильского (начало VII в.), «О вселенной» майнцского архиепископа Рабана Мавра (начало IX в.), византийские «Геопоники» (середина X в.), представляющие собой сумму агрономических и агротехнических знаний. Эти сочинения содержат интересный, иногда уникальный материал по самым разным вопросам; ценность его, однако, снижается тем, что создатели таких компендиумов часто (в том числе говоря о праве, экономике, географии) основывались не на современных свидетельствах, а на сообщениях наиболее чтимых древних авторов.

Будучи не всегда оригинальными, произведения раннесредневековых писателей являются именно поэтому важным источником по истории образованности и культуры в целом, так как позволяют понять, что читали изучаемые авторы и их современники, что и в каком виде сохранило раннефеодальное общество из классического наследия. Многое в этом плане может дать и анализ (качественный и количественный) рукописной традиции - ведь подавляющее большинство сочинений античных писателей дошло до нас именно в раннесредневековых списках, как византийских, так и западноевропейских. С этой же точки зрения целесообразно подходить и к художественной литературе этой эпохи, по крайней мере «ученой», латиноязычной литературе, нередко также подражательной. Помимо того что из нее можно почерпнуть сведения о многих сторонах придворной, военной, социально-политической, а иногда и хозяйственной жизни, сама тематика и стиль ее, ориентация на определенную (чаще всего античную или библейскую) систему художественных образов проливают свет на культурное развитие общества.

Принципиально иной облик свойствен народной литературе раннего средневековья, тесно связанной с фольклором и представленной по преимуществу героическими песнями и сказаниями, создававшимися уже на народных языках. Таковы немецкая «Песнь о Хильдебранте» и английский «Беовульф», дошедшие в списках IX-X вв., германский эпический памятник «Песнь о Нибелунгах», французская «Песнь о Роланде», исландские саги, уцелевшие в записях и обработке XI-XIII вв. В любом случае, однако, это произведения раннего средневековья, отражающие реалии и мышление этого периода. Памятники раннесредневекового эпоса служат очень ценным, иногда незаменимым (как саги) источником по самым разным вопросам, рисуя нам живую, красочную картину общества.

Средневековые письменные источники

В средневековых письменных источниках ритуал отправления на «тот свет» нашел лишь очень слабое и фрагментарное отражение. И тем не менее из сравнительного анализа содержащихся в них данных можно почерпнуть немало существенного для понимания характера этого обычая у древних славян.

А.Котляревскому при изучении обычного права балтийских славян удалось выявить ценнейшие свидетельства относительно обычая умерщвления в старости у балтийских славян и соседних с ними народов . Опубликованные им сведения из средневековых хроник или из сочинений средневековых писателей, описывающих то, что они слышали, видели или читали в сочинениях своих предшественников, содержат сведения об архаических формах обычая. Это вполне естественно и находится в связи с наиболее длительной сохранностью архаического бытового уклада у балтийских славян. Некоторые из этих описаний кажутся столь невероятными, что А.Котляревский отнес их даже за счет фантастического вымысла средневекового воображения, пропитанного самыми разными слухами и рассказами о далеких экзотических странах. Такой подход к тем сведениям, без всякой попытки анализа их, для Котляревского, не занимавшегося этнологией первобытных народов, понятен и объясним. Нам же надлежит проанализировать приведенные им сведения и привести их в систему.

Отметив возможность существования у древних балтийских славян обычая убийства стариков, А.Котляревский не пытался найти ему обяснение, выявить мировоззренческую его основу или функциональную направленность.

Однако он обращает внимание на противоречивость содержащихся в средневековых источниках сведений, которая создает трудности для понимания истинного положения стариков у славян.

«О положении старых, немощных людей в семье у балтийских славян сохранились двоякого рода известия. По Гельмольду — старики пользовались вниманием, почтением и присмотром потомков и родичей: уважение и уход за родителями считались у славян первою добродетелью… По другим известиям у балтийских славян существовал обычай предавать старых, неспособных к вой не и работе людей — насильственной смерти. Сыновья и потомки не только убивали их или заживо погребали, но даже будто бы, сварив, — съедали…»

Из свидетельств, на которых основаны заключения Котляревского, следует выделить три:

1) писателя XI в. Ноткера: «…велеты… не стыдятся утверждать, что съедают своих родителей с большим правом, чем черви…»;

2) Цайллера: «…в прежнее время в Вагрии, Люнебурге и других славянских землях дети убивали своих престарелых родителей и родственников, варили и съедали их или заживо погребали…» (при этом отмечается добровольность подчинения своей участи со стороны стариков);

3)в произведении неизвестного автора начала XVIII в. «Об округе и наименовании вендской околицы Древан» содержится описание того, как в 1220 г. был спасен старик от преждевременной смерти, прослуживший затем у своего спасителя 20 лет в качестве привратника. Из описания явствует, что старик был отнят силой при помощи сопровождающей спасителя свиты. Поскольку из описания недостаточно ясно, в лес или на костер вели старика, фразу целесообразнее привести на немецком языке:

«…Im Jahre 1220… Lewin… seh dass einige Wenden mit einem alten Mann ins Holz wollten.

— Wohin mit dem Alten?

Приведенные Котляревским разновременные сведения свидетельствуют о том, что у балтийских славян в X—XIII вв. в культе предков существовали различные наслоения, представлявшие собой разные уровни в стадиальном развитии культа предков .

Совершенно ясно, что в XIII в. обычай преждевременного умерщвления «стариков» вступил на путь разложения, находился уже в состоянии деградации. Пока не удается найти в других источниках подтверждения существованию у славян обычая Ритуального съедения предков даже и в самом отдаленном прошлом. Сопоставление этого известия возможно только со сказками, в которых Баба‑Яга фигурирует как людоедка, а также со сказочным описанием уединенного в непроходимой чаще домика, где в потаенном месте находятся расчлененные человеческие тела и обрубки их .

Функциональное содержание ритуального съедения предков заключается преимущественно в приобщении к силе предков, удержании этой силы в своей среде

Для понимания функционального назначения ритуального съедения «стариков» и стадиального уровня его в культе предков показательны различные античные и средневековые свидетельства. Геродот, рассказывая об обычае массагетов, сообщает: «Никакого предела для жизни человека они не устанавливают. Но если кто у них доживает до глубокой старости, то все родственники собираются и закалывают старика в жертву, а мясо варят вместе с мясом других жертвенных животных и поедают. Так умереть — для них величайшее блаженство. Скончавшегося же от какого‑нибудь недуга они не поедают, но предают земле. При этом считается несчастьем, что покойника по его возрасту нельзя принести в жертву» .

Следующая стадия того же ритуала описана Геродотом у исседонов. «Когда умирает чей‑нибудь отец, все родственники пригоняют скот, закалывают его и мясо разрубают на куски. Затем разрезают на части также и тело покойного отца того, к кому пришли. Потом все мясо смешивают и устраивают пиршество. С черепа покойного снимают кожу, вычищают его изнутри, затем покрывают позолотой и хранят как священный кумир. Этому кумиру ежегодно приносят обильные жертвы. Жертвоприношения совершает сын в честь отца, подобно тому, как это происходит на поминальном празднике у эллинов» .

В «Путешествии в восточные страны» Рубрука есть глава «О разных народах этих стран и о тех, кто имели обычай есть своих родителей», где содержится весьма интересное для нас описание эволюции форм культа предков. «…Тибетцы, люди, пожиравшие прежде своих умерших родителей, так как, по чувству сыновней любви, они не признают для них другой могилы, кроме своих внутренностей. Теперь, однако, они это оставили, так как стали возбуждать отвращение у всех народов. Однако они все еще делают красивые чаши из голов родителей, чтобы при питье из этих чаш вспоминать о родителях во время своего наслаждения. Это рассказал мне очевидец» . В этом сообщении повествуется о перерождении обычая поедания предков.

Еще более выразительно выглядит рассказ о перерождении ритуала в сообщении Геродота о падеях: «Из всех известных нам восточных азиатских народов у восхода солнца индийцы — первый народ, о котором у нас есть, по крайней мере, определенные сведения… В Индии есть много разных племен, говорящих на разных языках… К востоку обитают кочевые индийские племена, питающиеся сырым мясом. Они называются падеями… Когда ктонибудь занедужит, то, если это мужчина, его убивают ближайшие друзья — мужчины же. Ведь, по их словам, недуг, снедающий больного, загубит для них его мясо. А тот уверяет, что вовсе не страдает от недуга. Они же, не внимая его словам, умерщвляют его и затем поедают труп. Если же недуг поражает женщину, то ближайшие родственницы больной поступают с ней так же, как мужчины. Что же касается старцев, то их торжественно закалывают (и приносят) в жертву (божеству) и также съедают. Впрочем, до преклонного возраста доживает у них немного людей, так как всякого убивают уже раньше, если он страдает каким‑либо недугом» .

Приведенные свидетельства важны для понимания этого ритуала у славян в нескольких аспектах. Во‑первых, по всей видимости, умерщвление стариков и больных — явления, связанные друг с другом, но не аналогичные полностью. Во‑вторых, существенно свидетельство Геродота о более архаической форме умерщвления больных женщин ближайшими родственниками у падеев. Это конкретное проявление закономерности, свойственной истории народной обрядности, — более устойчивая сохранность архаических ритуалов в женской среде, как и переход на женскую среду отживающих ритуалов в процессе их трансформации и деградации. Совокупность приведенных свидетельств говорит о том, что ритуальное умерщвление предков — явление чрезвычайно сложное, генезис которого прошел через многие стадии. Важно то, что ритуал отправления на «тот свет» предполагает довольно высокую ступень социально‑культурного развития в целом и культа предков в частности. Генезис ритуала — вопрос специальный, и рассмотрение его возможно лишь на материалах дославянских народов, поскольку относительно славян мы располагаем лишь данными о пережиточных формах явления. С уверенностью можно сказать лишь, что связывать ритуальное умерщвление предков исключительно с меркантильными обстоятельствами (голод, трудности кочевого быта и т. п.) едва ли правомерно. Более того, все известные нам формы обычая, так или иначе определявшиеся практицизмом (умерщвление стариков во время голода при нехватке продовольствия в семье, оставление стариков при перекочевках на другие места и т. п.), несут в себе те или иные признаки деградации явления. Так, Котляревский приводит рассказ Геймриха из «Севернофризской хроники» об очень позднем случае отправления на «тот свет» старухи, не имевшей сил следовать в поход вместе с остальными и погребенной заживо. Указав дату случая — 1607 г., автор делает очень существенную для нас ремарку: «такой же обычай существовал в прежнее время и в славянских землях» .

Судя по летописным свидетельствам, в XI в. эпизодически, при особых обстоятельствах, рудименты ритуала проявлялись на окраинах Киевской Руси. В Ипатьевской летописи под 1024 г. сообщается: «… вьлсви в Суждалцих. избиваху старую чадь по дьяволю наоученью и бесованию глаголюще. яко си держать гобино…»

Принимая во внимание существующее мнение о том, что имеются в виду волхвы финно‑угров — веси, чуди или корелы, следует заметить, что, даже если бы оно и получило бесспорное обоснование, в данном случае это не меняет дела, поскольку речь идет о проявлениях ритуала у славян, вопрос же об эпизодических исполнителях его в данном случае не существен. Действия волхвов, не принадлежащих к данному обществу, предполагают почву, делавшую возможным отправление обряда. Из летописи следует, что ритуал отправлялся не регулярно, а эпизодически, в силу особых обстоятельств, т.е. он уже деградировал, перейдя в пережиточное явление.

«Бесование», о котором говорилось в летописи, указывает на ритуальные действия. С уверенностью можно полагать произнесение нараспев ритуальных текстов, сопровождающихся ритуальными движениями в виде кружений, приплясываний, может быть, наподобие экстатических верчений болгарских нестинарий.

В описании ясно сказано, что поводом для действа служит неурожай, или вернее, угроза неурожая, голода. Это согласуется с преданием из Галиции, в котором потопление стариков вызвано длительной засухой. В предании действие развивается в полном соответствии с народными представлениями и основанными на них ритуальными действами по аналогии: засуха — потопление. Обычай топить старуху в деревенском водоеме во время засухи сохранялся у славян (в глуши, как редчайший пережиток) еще в XIX в.; обливание водой девушек (болгарская додола и т. п.) — по‑видимому, результат трансформации ритуального потопления отправлявшихся на «тот свет» предков, одна из форм перехода на молодежь языческих ритуалов.

В летописном свидетельстве, к сожалению, сведений о самом ритуале почерпнуть не удается, и единственное, что указывает на насильственное воздействие, — слово «избиваху» .

Для понимания сущности летописных свидетельств важен смысл понятия «старый» в древнерусском языке: кроме возрастного значения, оно заключало в себе понятие «почитаемый», «почтенный», «разумный», «опытный» . Таким образом, речь идет о почитаемых личностях. Это согласуется с ритуалом у малых народов Севера, относящемуся к почитаемым представителям общины. Д.К.Зеленин в неоднократно уже приводившейся работе о «добровольной» смерти, описывая ритуал, подчеркивает как одно из характерных проявлений обычая отправление на «тот свет» самых почтенных и уважаемых стариков селения.

Из свидетельства Ипатьевской летописи явствует, что преждевременное умерщвление почтенных стариков в XI в. еще носило ритуальный характер, имеющий аграрно‑магическую функцию, но было уже действом эпизодическим. Выражение «держат гобино» можно толковать и как «задерживают рост зерна», и как «создают препятствие урожаю». Вероятнее всего, в свидетельстве говорится о том, что волхвы отправляли на «тот свет» достойнейших представителей старшего поколения для предотвращения надвигающегося неурожая. Деградация ритуала проявляется в опасении угрозы, связанной в известной мере и с тем, что на земле пребывали те, кому пора было отправляться к праотцам. По всей видимости, проявление деградации обычая и в отходе от регулярного и своевременного отправления его.

Это свидетельство содержит еще одно важное указание: ритуал, имеющий аграрно‑магические функции, состоял в ведении волхвов и отправлялся ими, целиком составляя их компетенцию.

Мы располагаем еще одним летописным свидетельством, несколько более поздним и по времени, и по существу самого отображаемого явления.

В «Повести временных лет» под 6579 годом (1071) описывается следующее:

«Бывше бо единою скудити в Ростовстеи области, вста‑ста два волъхва от Ярославля, глаголюща.яко ве все, кто обилье держить. и поидоста по Волзе, кде придут в погосте, туже нарицаху лучшие жены глаголюща, яко си жито держить, а си мед, а си рыбы, а си скору. И привожаху к нима сестры своя, матере и жены своя… и убивашета многъи жены…

И ре има. что ради погубиста толико члвк? Онема же рекшема.яко ти держать обилье, да аще истребиве сих, будет гобино»

Проявлением более поздней ступени в трансформации обычая по сравнению с предыдущей, описанной в Ипатьевской летописи, прежде всего, является то обстоятельство, что на насильственную смерть были обречены лишь женщины. Более стойкая сохранность архаических ритуалов в женской среде, большая устойчивость женской обрядности, а также переход на женскую среду обрядности, составлявшей прежде мужскую компетенцию, — характерные процессы при деградации ритуального действа. Следующую ступень составляет превращение в женскую обрядность ритуальных действ при перерождении их в драматизированно‑игровые. Примером может служить превращение русалийских танцев с мечами, имевших глубоко ритуальный, магический смысл и строго обусловленные каноны в мужской среде, в танцы с мечами сербских «кральиц» или «конопице» западных славян. Наглядным образцом перехода архаических ритуалов из мужской среды в женскую при деградации их могут служить так называемые «кулашники» — особый вид святочного ряжения, существовавший в среде заволжского старообрядчества . Там по вечерам на святках до начала XX в. ходили по деревне группы парней (прежде — мужиков). Один из них — «смерть» — был облачен в белое одеяние наподобие савана и ходил с «косой» — символом смерти и основным атрибутом маски ее. Другой носил мешок, набитый соломой со смерзшимся навозом на дне: удар его опрокидывал в сугроб встречных прохожих (столкновения с «кулашниками» всячески избегали).

Это явление, по структуре очень сложное, со следами длительной трансформации, требует специального исследования для определения его основного функционального назначения. Можно сказать лишь, что оно несет в себе рудименты архаических явлений, и в числе их — пережитки мужских объединений, а также и ритуала отправления на «тот свет». О последнем свидетельствует персонаж — «смерть», основное действо — удар, опрокидывающий в сугроб. Сугроб — один из элементов ритуала отправления на «тот свет» (вывоз на санках в сугроб). Эта форма отразилась в поговорке «заедешь в ухаб — не выедешь никак». Солома также имела определенные функции в трансформированных формах ритуала. Навоз, помимо аграрно‑магического назначения, служил ударным предметом (ср., например, бич с камнем на конце — орудие ритуального отправления на «тот свет» у цыган Югославии) .

К середине XX в. этот вид святочного ряжения трансформировался в две разновидности. Молодые парни группами (состав которых не имел определенных рамок) обходили деревню, опрокидывая кулаками в сугроб случайных прохожих, по преимуществу — девушек, шедших на посиделки; «смерть» сохранилась лишь в памяти старшего поколения. Преимущественной же формой, свидетельствующей о последней ступени деградации ритуального явления, стало хождение юных девиц по двое, с сеткой мерзлой картошки, которой они шутя ударяли и прохожих, и домочадцев, обходя дома за сбором мелкого святочного вознаграждения.

Не менее наглядным примером может служить переход в женскую среду печения «козуль» — предмета одаривания колядующих детей, который еще в недалеком прошлом был элементом сочельнического ритуала, приготовлявшимся мужчинами (у потомков новгородских землепроходцев Терского берега Белого моря) .

Важнейшим проявлением процесса перехода изживающих себя ритуалов в женскую среду является трансформация ритуала отправления на «тот свет» в отправление состарившихся мужчин на женскую половину, переодевание их в женское платье и обречение доживать там жизнь, в высокогорьях Средней Азии .

«Повесть временных лет» содержит документальные данные о том, что ритуальное умерщвление состарившихся женщин продолжалось еще и после прекращения отправления на «тот свет» стареющих мужчин. Призывание волхвами «лучших жен» созвучно предыдущему летописному свидетельству об избиении «старой чади» Ипатьевской летописи. Однако здесь круг обреченных уже сужен.

Таким образом, в XI в. наблюдается процесс разложения ритуала на далекой периферии Киевской Руси. Он утратил характерную для него форму отправления на «тот свет» при достижении определенных возрастных или физиологических критериев. Положение это отразилось и в славянской устно‑поэтической традиции (с наибольшей ясностью — в варианте предания из Галиции)

Как и в предыдущем летописном свидетельстве, причиной отправления ритуального действия, хотя и при нарушениях ритуальных норм, является голод. Это согласуется со славянской фольклорной традицией, украинской в особенности. В ней содержатся основания для заключения о совершившемся перерождении функциональной сущности и предназначенности действа, что является чуть ли не самым очевидным свидетельством происходящего процесса перерождения ритуального явления в пережиточное. Основное функциональное назначение ритуала отправления на «тот свет» — предотвращение всяческих возможных катастроф и бедствий, неукоснительно и без всяких ограничений и исключений соблюдавшегося, общиной. Появление их, частичное и выборочное исполнение — признак начавшейся деградации обычая.

В XI в. у восточных славян — налицо превращение причины в следствие. Обычай, имевший целью предотвращение бедствий, и голода в том числе, частично, эпизодически исполняется при уже наступившем бедствии в надежде избавления от него.) Мы сталкиваемся в летописных свидетельствах со смещенными понятиями. Смысл ритуала заключался в отправлении на «тот свет» для поддержания общего благополучия общины. При деградации ритуала оставшиеся в живых «посланники», находясь на земле, воспринимаются при экстраординарных обстоятельствах задерживающими нормальный рост и созревание хлебов, ставящими под угрозу урожай, служащими как бы косвенным источником голода. Предпринимается частичное, выборочное отправление ритуала над наиболее достойными представителями старшего поколения, чтобы был обеспечен обычный урожай, ликвидирована угроза еще более сильного голода.

Перерождение функциональной сущности и направленности ритуала привели к смещению восприятия: ритуал, направленный на обеспечивание могущественного покровительства предков, отправляется частично для прекращения бедствия.

До превращения ритуального действия в грубый пережиток меркантильного характера остается один шаг.

С этим явлением мы сталкиваемся в позднем средневековье.

В средневековом обличении, выявленном Аничковым среди неопубликованных материалов, в числе прочих запретов рудиментов язычества указывается и избиение «старой чади», когда живется впроголодь .

Речь идет уже не о самом обычае, а о пережитке этого обычая. Смысл обычая, лежащий в идеологических представлениях общества, и обусловленное им функциональное назначение ритуала утрачены: вместо прежнего ритуального действа осталось лишенное какого‑либо идеологического обоснования убийство, сопровождавшееся в значительной мере случайными остатками прежнего строго разработанного и точно соблюдаемого ритуала.

О действиях, сопровождавших умерщвление стариков в позднем средневековье, а также и в более позднее время (немногочисленные, отрывочные свидетельства проявления его в XIX в.), можно судить по преданиям и тем кратким описаниям, которые сохранились, а также по лексике, отражающей исчезнувший обычай.

Отход от обычая, трансформация его в пережиток и сложение трансформированных форм этого пережитка происходили неравномерно не только у разных славянских народов, но и в различных местностях и локальных группах.

Дошедшие до нас сведения о поздних проявлениях пережитков обычая настолько отрывочны и фрагментарны, что не дают возможности составить представление о последовательном ходе процесса у славянских народов и локальных группах их.

Возможно лишь составить представление об общей картине течения этого процесса.

Ясно то, что сохранность пережиточных форм этого обычая непосредственно связана с общей устойчивостью архаики, и прежде всего рудиментов язычества в народной культуре. Как процесс трансформации обычая в пережиточные формы, так и сохранность пережитков этого обычая проходили совершенно неравномерно в разных славянских землях. В дошедших до нас материалах наблюдаются различия как по времени бытования, так и в локальных разновидностях.

Существенные различия наблюдаются уже в эпоху Киевской Руси. На рубеже XI—XII вв. в Киеве, как можно судить по поучению Владимира Мономаха, ритуал был уже отзвуком древности; следы его сохранились преимущественно в лексике. «Азь худый, седя на санех» — образное выражение, свидетельствующее о коренной трансформации явления: отправление ритуала сменилось намеком на него в поговорке (сохранявшейся в украинской народной традиции до недавнего времени в форме «садовить на саночкы») , «сбыраетця на саночкi!», «хоче iхаты на саночках» . В Суздальской земле наблюдается эпизодическое проявление обычая, в Ростовской земле — в трансформированном виде.

Примерно то же наблюдается у южных славян. Ясный след законодательного пресечения обычая сохранил средневековый далматинский законник: «Ко би ударно оца или матер, да му се она рука пред народом осиече» .

И тем не менее относительно местностей с устойчивой сохранностью архаики в народной культуре — Санджака, Черногории, Восточной Герцеговины на основании зафиксированных там народных преданий и рассказов можно заключить, что пережитки обычая пережили средневековье и встречались в новое время .

Но как у восточных, так и у южных славян и в позднем средневековье, и в новое время пережитки обычая носили эпизодический и узколокальный характер.

Следует отметить, что даже пословицы, отразившие это явление, уже давно исчезли из обихода. Смысл их оказался совершенно утраченным и понятен только знающим о самом обычае. Русская пословица: «Есть старый — убил бы его, нет старого — купил бы его» , — отразила тот переломный момент в истории культа предков и связанного с ним обычая умерщвления в старости, когда жизненный опыт, житейская умудренность старшего поколения была по‑настоящему оценена как гарантия нормального течения жизни общества. Красноречивым свидетельством происшедшего перелома восприятий служит пословица: «Есть старый куст, и дом но пуст» , а также примета: увидеть во сне куст или дерево в доме — к богатству, большому благополучию . Цена мудрости стала выше цениться, чем загробное покровительство предков, и отправление на «тот свет» сменяется культом старости. Словом, пословицы идентичны по смыслу первой группе вариантов украинского предания.

Сербская пословица «Према глави и оца по глави» — также исчезла из языка; смысл ее понятен лишь знающим сам обычай. Построение ее направлено на выражение осуждения обычая. Как всякая сложная пословица, она трудно переводима. Если попытаться точнее передать ее смысл, звучит она так: «Стоя против главы (семьи) — отца — его по голове!»

* * *

Таким образом, средневековые письменные данные, единичные, отрывочные, фрагментарные, что также служит показателем малой известности и слабой распространенности явления, а главное, давней бытности его — элементом социального уклада, как и данные устно‑поэтической народной традиции, свидетельствуют о том, что преждевременное умерщвление стариков в средневековье еще имело место у некоторых этнических групп, в отдельных местностях, но не носило качества социального характера, а было уже пережитком далекого прошлого.

В разных свидетельствах, как и в разных вариантах преданий или в разных пословицах (также малочисленных и имеющих слабое распространение), мы улавливаем лишь отражение отдельных элементов обычая, намеки на те или иные его черты или качества. Сравнительный анализ всех, взятых вместе, зафиксированных и сохранившихся данных, при сопоставлении с данными об обычае у народов, сохранявших обычай в более цельном состоянии, позволяет понять смысл тех или других его элементов, дает возможность составить представление о ритуале отправления на «тот свет» у древних славян.

Соображения о времени существования обычая как элемента социального уклада, основанного на определенных идеологических представлениях, возможны лишь на основе сравнительного анализа всех данных об обычае. Подтверждением положения о правильности отражения фольклорной традицией времени обычая — отдаленной древности, служит древнерусский фразеологизм «седя на санех». У Владимира Мономаха он фигурирует как поговорка, образное выражение, близкое по смыслу к таким, как «на смертном одре». Выражение это, кстати, также требует этимологического анализа в том же аспекте. Возможно, что оно тоже несет в себе какие‑то отзвуки, рудименты ритуального умерщвления. Созвучие «одр» и «одер» может оказаться не случайным, а результатом переноса прежнего значения на старое, неспособное к полезной деятельности животное.

Итак, в Киевской Руси ритуал отправления на «тот свет» фигурирует как языческий пережиток (хотя трудно предполагать, что во времена Киевской Руси явление это вовсе не имело места, если пережитки его встречались в XIX в. на близкой территории). Относительно Ростовской и Суздальской земель мы имеем летописные свидетельства об эпизодическом действии обычая, относящиеся приблизительно к тому же времени, что и «Поучение» Владимира Мономаха. Славянские материалы в силу их отрывочности, фрагментарности и поздней фиксации не позволяют проследить с точностью, в каких именно разновидностях существовал ритуал отправления на «тот свет» у древних славян и до каких пор у каких славянских народностей встречался в средневековье. Но несомненно существование у славян в средневековье деградированных форм его.

Для понимания формы обычая у средневековых славян очень важна формулировка русского средневекового запрета: в ней содержится показатель насильственного умерщвления. Слово «избивати» содержит в себе указание на применение какого‑то приема физического воздействия.

Для реконструкции ритуала отправления на «тот свет» и особенно для понимания функциональной сущности его средневековые источники содержат слишком мало данных.

Понимание древнеславянских форм обычая, как и рудиментов его в славянской народной традиции, возможно лишь при четком разграничении понятий: явление живое — явление в стадии деградации — пережиточное явление.

Вопрос о том, существовало ли ритуальное отправление на «тот свет» у древних славян в качестве элемента обрядового комплекса или в живом состоянии оно имело место лишь в праславян, у древних же славян ритуал вступил в стадию деградации или перешел в пережиточное состояние, при настоящем состоянии источников с полной определенностью выяснить не удается. Сравнительно‑исторический анализ фольклорных, этнографических, средневековых письменных и археологических источников позволяет допустить существование обычая как элемента социального уклада лишь в самый ранний период славянской истории, в эпоху же, отраженную славянскими письменными памятниками, проявляются рудименты его.

Трансформация ритуала в пережиточные формы, а также деградация пережиточных форм проходили неравномерно как у разных славянских народов, так и в различных местностях и локальных группах.

Проявления ритуала были, по‑видимому, более устойчивы у балтийских славян и у древлян. Противоречивость свидетельств Гельмольда, Цайллера и Ноткера (XI в.) относительно влиятельности старцев как в семейной, так и в общественной жизни балтийских славян, с одной стороны, и проявления ритуала проводов на «тот свет» — с другой, приводит к заключению о том, что дошедшие до нас средневековые письменные свидетельства отражают ритуал в процессе деградации.

В позднесредневековых свидетельствах речь идет уже не о ритуале, а о рудиментах его в разных формах, с различной степенью проявления архаических элементов. Проявления рудиментов ритуала связаны с общей устойчивостью архаики, сохранностью элементов язычества в народной культуре. Средневековые обличения и законодательные запреты созвучны отрицательному восприятию реминисценций обычая в народной среде, явствующему как из преданий, так и из пословиц, своим построением направленных на осуждение обычая. В них нашло отражение не столько само явление, сколько нравственная оценка его. С эволюцией психологии общества эволюционировало и восприятие обычая: прошлая неукоснительность исполнения сменяется образным раскрытием в фольклорной традиции безнравственности и бессмысленной жестокости действий, уже не находящих идеологического обоснования.

Народной славянской традицией отражен психологический перелом в восприятии обычая. Ритуальное действо, на определенной стадии языческого мировоззрения воспринимавшееся как элемент извечного кругооборота (жизнь — смерть — жизнь, средствами художественной изобразительности приобретает противоположную трактовку. У средневековых славян в культе предков существовали различные наслоения, представлявшие собой разные уровни в его стадиальном развитии. Фольклорная традиция, в соответствии с исторической истиной, отразила переход к высшей ступени культа предков, когда умудренность старшего поколения воспринимается как основа благополучия общества.

Сравнительный анализ приводит к заключению о том, что ритуал проводов на «тот свет» в качестве элемента социального уклада мог существовать у славян лишь в начальный период их истории. Показательнее всего в этом смысле обрядовая традиция: следы ритуала отразились в традиционной славянской обрядности в драматизированной, игровой форме. Они трудноуловимы под пластом длительных и разнородных наслоений.

В обрядовых действах переход к качественно новым формам культа предков проявляется в замене живого человека его знаком — чучелом или куклой.

Из описаний славянских ритуальных действ XIII в. видно, что ритуал проводов на «тот свет» трансформировался в драматизированные обрядовые действа, где вместо людей фигурирует знак их — мужское чучело.

Замена живых существ изображением их — типологическое явление в истории ритуалов. Очевидные свидетельства этому содержат обрядовые циклы разных времен и пародов: сущность кукол‑чучел идентична, разнятся они преимущественно приемами, способами и искусством изображения. В качестве примера можно привести хотя бы свидетельства античных авторов о замене сбрасывавшихся ежегодно в Тибр людей, достигших 60 лет, их антропоморфными изображениями.

Здесь наблюдается соотношение: обычай—обрядовое действо—игрище —игра, а также: ритуальный предмет — знак. Ритуальные проводы на «тот свет» пожилых людей в предварение наступающей старческой немощи трансформируются в обрядовые действа, где вместо живых людей (а затем заменивших их животных) фигурируют знаки их — кукла, чучело, птица, а также другие предметы‑символы вроде снопа, колоса, ветки и т. п. Функциональное содержание сохраняет частично аграрно‑магическую направленность, хотя, конечно, не остается аналогичным — оно утрачивает одни функции и приобретает другие. Так ритуал трансформируется в драматизированное действо, сохраняющее частично функциональное содержание, а вслед за тем — в молодежное игрище.

Функциональное содержание его утрачено и забыто. Последняя ступень перед исчезновением из народной традиции и окончательным забвением — детская игра. Тем не менее, для анализа древнего обычая, реконструкции ритуала и детская игра иногда может содержать элементы, позволяющие если не реконструировать его целиком, то понять существенные моменты, важные для восстановления утраченных звеньев во многих частях разорванной цепи.

От элемента социального уклада до превращения в пережиточное явление, в драматизированный элемент обрядности, а затем в молодежное игрище, и, наконец, в детскую игру языческий ритуал проходит длительный, сложный путь превращений. Основные формы древнеславянского ритуала проводов на «тот свет» выявляются посредством сравнительно‑исторического анализа трансформированных рудиментов их в славянской фольклорной традиции — устно‑поэтической (предания, пословицы), вокально‑хореографической (песни, танцы), обрядово‑драматической (обряды, игрища, игры) и изобразительной (чучела, куклы, приемы оформления костюмов ряженых и ритуальных предметов — дерева, снопа и т.п.).

Разработка поставленных вопросов возможна лишь при помощи сравнительно‑исторического анализа рудиментов ритуала в календарной обрядности.

Применительно к Средневековью целесообразно выделить пять типов источников, 1) природно-географические , т.е. данные о ландшафте, климате, почвах, растительности и, 2) этнографические, старинными технологиями, обычаями, обликом жилищ, костюмом, кухней, стереотипами мышления, фольклором; 3) вещественные постройки, орудия труда, домашняя утварь, оружие и т.д.; 4) художественно-изобразительные памятниках архитектуры, живописи, скульптуры и прикладного искусства; 5) письменные , каковыми считаются любые тексты, записанные буквами, цифрами, нотами и другими знаками письма. Они играют неодинаковую роль. Вещественные источники имеют наибольшее значение при изучении раннего Средневековья, относительно бедного текстами и произведениями искусства. Фольклорные и другие этнографические источники, напротив, наиболее важны для изучения позднего Средневековья, Главными же являются источники письменные, Средневековые письменные источники уместно разделить на три класса: 1) нарративные (повествовательные), 2) нормативные, отражающие не только существующую правовую практику, но и волю законодателя, местные обычаи, постановления церковных соборов, уставы монастырей, ремесленных цехов, университетов и т.д.; 3) документальные, фиксирующие отдельные моменты преимущественно социально-экономической, -юридической -политической жизни посредством специальной, во многом формализованной лексики. В рамках нарративных источников постепенно, складывается особый класс научной литературы, Несколько раньше от нарративных памятников обособляется художественная литература, отображающая действительность путем обобщения явлений в художественных образах. Названные классы письменных источников подразделяются на виды. Так, среди нарративных источников выделяют исторические повествования, агиографические сочинения, рассказывающие о подвижничестве и чудесах святых; памятники эпистолярного творчества; проповеди и всевозможные наставления; до определенного времени также научная литература, представленная всевозможными трактатами. В свою очередь они могут быть поделены на многочисленные разновидности. Например, среди исторических сочинений Средневековья различают анналы, хроники, биографии, генеалогии и так называемые истории, Хроники делят на всемирные и местные, прозаические и стихотворные, церковные и светские, последние - на королевские, городские, семейные и т.д.

Средневековые письменные источники по сравнению с источниками по истории античности или нового времени обладают определенными особенностями. В силу малого распространения и в целом низкого уровня грамотности в средние века к письму обращались сравнительно редко. Культура той эпохи, прежде всего раннего средневековья, была в значительной мере устно-ритуальной, так что информация в основном передавалась по памяти. Между живым разговорным языком и языком письменным существовал разрыв, сказавшийся на стиле, терминологии и характере использования изучаемых источников. Положение стало меняться только во второй период средневековья, когда появляется все больше текстов на народных языках. К XIV - XV вв. в большинстве стран Западной Европы они уже преобладают, однако в некоторых областях общественной жизни (дипломатия, церковь, наука) латынь сохраняет свои позиции вплоть до нового времени. Кроме того, в ряде стран латынь сосуществовала сразу с двумя народными языками - местным и чужеземным. Слабо описана Технология производства, урожайность с\х культур, имущественное расслоение, тип семьи, повседневная жизнь, мировосприятие народных масс и др. Искомые сведения присутствуют, как правило, в виде скрытой информации, уловить которую бывает трудно.

Законодательные В раннее средневековье большинство населения Западной и Южной Европы жило по старым римским законам, постепенно приспособляемым к меняющейся действительности. В VI в. по распоряжению византийского императора Юстиниана I они были кодифицированы. Все они составили обширный свод, получивший позднее, в XII в., название «Свод гражданского права». Тогда же, в XII в., оформился «Свод канонического права». Они являлись ценными источниками по истории VI в. На Западе Свод Юстиниана почти не был известен до XI- XII вв., Западноевропейские юристы пользовались более ранним сводом римских законов - Кодексом императора Феодосия II (438 г). Известны многочисл. письм законы, записанные с конца V в. по начало IX в. правды (бургундская, Вестготская, Салическая, Саксонская и т.д.). Из добавлений и поправок к правдам постепенно выросло королевское законодательство: Капитулярии франкских королей, обретшие свою классическую форму на рубеже VIII - IX вв.

Документальные источники распределяются по регионам очень неравномерно. От VIII в. до нас дошли сотни документов, из Италии, прирейнской и придунайской Германии и Северо-Восточной Франции, от IX-X вв. - также из других районов Франции, из Испании и Англии. В XI в. количество западноевропейских документов измеряется уже многими тысячами. Практически все документы этого времени написаны на латыни. Документы делопроизводства раннего средневековья фиксировали постановления королевских, реже - княжеских судов, личные распоряжения и пожалования монархов, акты дарений, купли-продажи, обмена земли, оформляли завещания. Грамоты составлялись по определенным образцам, они назывались формулами. И меются документы инвентарные (полиптики), представленные описями церковных поместий. Дипломатика различает акты публичные и частные. К числу первых относятся грамоты и дипломы императоров, королей, феодалов. К частным актам относят документы, составленные нотариями.

Источники по истории XI -XV вв. Важными источниками по истории хозяйства являются земельные описи и кадастры. К ним относятся, например, английская «Книга Страшного суда» (1086) - материалы всеобщей поземельной переписи Анг. королевства.. Большим разнообразием отличаются юридические источники периода развитого феодализма. – городские хартии и статуты. В XIII-XV вв. составляются записи феодального обычного права, действовавшего в отдельных областях или провинциях Западной Европы. К ним относятся французские кутюмы, немецкие «зерцала», испанские фуэрос («Кутюмы Бовези», «Саксонское зерцало»).В государствах Европы развивалось и королевское (императорское) законодательство: ордонансы во Франции и Англии, привилегии , патенты и мандаты в Священной Римской империи. Византийское право в это время по-прежнему основывалось на нормах Юстинианова права. Императорские законы в Византии назывались новеллами . В XI-XV вв. они чаще всего издавались в виде жалованных грамот. Новые виды источников появляются в период становления сословной монархии. Это парламентские акты и статуты в Англии, протоколы заседаний штатов во Франции, акты германских имперских собраний и т.д. Встречались трактаты . Они охватывают почти все сферы науки и общественной практики («Сумме теологии» Фомы Аквинского XIII в,).

6 класс, тема 2

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Под историческим источником понимается все созданное в процессе человеческой деятельности или испытавшее ее воздействие. Все что в ходе истории порождалось или видоизменялось обществом, объективно отражает его развитие, несет в себе информацию о нем. Исторический источник неисчерпаем. Проблема в том, как извлечь и правильно истолковать содержащуюся в нем информацию.

Классификация средневековых источников. Применительно к средневековью целесообразно выделить пять типов источников, различающихся по формам фиксирования социальной информации:

1) природно-географические, т. е. поддающиеся непосредственному изучению данные о ландшафте, климате, почвах, растительности и других компонентах окружающей среды, как подвергшихся воздействию человеческой деятельности, так и просто важных для понимания ее конкретно-географической специфики;

2) этнографические, представленные дожившими до наших дней старинными технологиями, обычаями, стереотипами мышления, обликом жилищ, костюмом, кухней, а также фольклором и древними пластами современных живых языков;

3) вещественные, к которым относятся добытые археологией или как-то иначе уцелевшие материальные реликты прошлого: постройки, орудия труда, средства транспорта, домашняя утварь, оружие и т. д.;

4) художественно-изобразительные, отразившие свою эпоху в художественных образах, запечатленных в памятниках архитектуры, живописи, скульптуры и прикладного искусства;

5) письменные, каковыми считаются любые тексты, записанные буквами, цифрами, нотами и другими знаками письма.

В принципе лишь сочетание данных всех типов источников позволяет составить всестороннее представление о средневековом обществе.

Вещественные источники имеют наибольшее значение при исследовании раннего средневековья. Фольклорные, этнографические источники, напротив, наиболее важны для изучения позднего средневековья, так как за редкими исключениями при передаче информации по памяти более или менее точно сохраняются реалии и представления лишь сравнительно недавнего времени.

Главными же для всех периодов средневековья и почти для всех аспектов его истории являются источники письменные, причем с течением времени, в связи с распространением грамотности и улучшением условий хранения рукописей, их количество, разнообразие и информативность возрастают.

Средневековые письменные источники уместно разделить на три класса:

1) повествовательные, т.е. описывающие реальную или иллюзорную действительность во всем богатстве ее проявлений и в относительно свободной форме;

2) документальные, т.е. фиксирующие отдельные моменты преимущественно социально-экономической, социально-юридической и социально-политической жизни посредством специальной, во многом формализованной лексики;

3) законодательные, которые, будучи также юридическими по форме, отличаются от документальных тем, что отражают не только (подчас и не столько) существующую правовую практику, но и преобразующую волю законодателя, желающего эту практику изменить, а главное - попыткой упорядочить общественные отношения, систематизировать социальные градации и ситуации.

Несколько раньше от повествовательных памятников отделилась художественная литература, отображающая действительность путем обобщения различных явлений в художественных образах.

Общая характеристика средневековых источников и методов их изучения. Средневековые письменные источники по сравнению с источниками по истории античности или нового времени обладают определенными особенностями. В силу малого распространения и в целом низкого уровня грамотности в средние века к письму обращались сравнительно редко. Культура той эпохи, прежде всего раннего средневековья, была в значительной мере устно-ритуальной, так что информация в основном передавалась по памяти.

Такое положение вещей было во многом связано с языковой ситуацией. За исключением Византии, где писали на понятном для большинства населения греческом языке, Руси, где пользовались старославянским, Болгарии и Сербии, где применялись оба эти языка, а также мусульманской Испании, где в ходу был арабский, в средневековой Европе писали по большей части на латыни, мало понятной или вовсе непонятной для большинства населения. В результате между живым разговорным языком и языком письменным существовал разрыв, сказавшийся на стиле, терминологии и характере использования изучаемых источников. Подобный разрыв существовал и в Византии, где литературные произведения создавались на архаизированном языке, подражающем языку античной классики. Положение стало меняться только во второй период средневековья, когда появляется все больше текстов на народных языках. К XIV - XV вв. в большинстве стран Западной Европы они уже преобладают, однако в некоторых областях общественной жизни (дипломатия, церковь, наука) латынь сохраняет свои позиции вплоть до нового времени. Кроме того, в ряде стран латынь сосуществовала сразу с двумя народными языками - местным и чужеземным (французский язык в Англии XII - XIV вв., немецкий язык в Венгрии, Чехии, Прибалтике в XIV-XVI вв. и т. д.).

Современную науку интересуют и те аспекты жизни средневекового общества, которые создатели источников освещать не собирались - либо по идейным соображениям, либо потому, что это казалось им слишком банальным и недостойным внимания. Технология производства, урожайность сельскохозяйственных культур, имущественное расслоение, тип семьи, повседневная жизнь, мировосприятие народных масс - все это и многое другое крайне редко находило непосредственное отражение в источниках. Искомые сведения присутствуют, как правило, в виде скрытой информации (запечатлевшейся помимо воли автора), уловить которую бывает чрезвычайно трудно.

Незаменимую помощь в интерпретации источника как продукта определенной социокультурной среды оказывают неписьменные источники и изучающие их вспомогательные исторические дисциплины: историческое ландшафтоведение, археология, этнография, ономастика (наука об именах собственных, в том числе о географических названиях), искусствознание, нумизматика и др. Не менее важно хорошо знать средневековые реалии, ориентироваться в средневековой генеалогии, геральдике, хронологии, метрологии, титулатуре, географии, а также в церковной топике (в типичных, часто употребляемых образах и выражениях) и догматике. Рассмотрение источников в их историческом контексте следует сочетать с изучением их рукописной традиции, судьбы в рамках многовековой истории архивных и библиотечных фондов. Этим занимаются такие специальные дисциплины, как кодикология - наука, изучающая средневековую рукописную книгу в целом; палеография, рассматривающая древнее письмо как таковое; археография, занимающаяся выявлением, обработкой и изданием текстов; дипломатика, анализирующая документы с точки зрения их подлинности, типичности и т. п.; сфрагистика (сигиллография), исследующая печати.

Надежным средством познания прошлого остается апробированный многими поколениями ученых метод сочетания данных различных видов и классов источников , которые, освещая общество как бы с разных сторон, не просто дополняют, но и корректируют друг друга. В последние десятилетия этот метод получил дополнительный импульс в связи с развитием междисциплинарных исследований.

Источники по истории V-XI вв. Раннее средневековье характеризуется переходом от античности и варварства к феодализму, и это в полной мере отразилось на источниках V-XI вв. Это эпоха господства натурального хозяйства, слабых торговых и иных связей между странами и областями, весьма примитивной государственности, низкой грамотности и растущей клерикализации культуры.

Принципиально иной облик свойствен народной литературе раннего средневековья , тесно связанной с фольклором и представленной по преимуществу героическими песнями и сказаниями, создававшимися уже на народных языках. Таковы немецкая "Песнь о Хильдебранте" и английский "Беовульф", дошедшие в списках IX - X вв., германский эпический памятник "Песнь о Нибелунгах", французская "Песнь о Роланде", исландские саги, уцелевшие в записях и обработке XI-XIII вв. В любом случае, однако, это произведения раннего средневековья, отражающие реалии и мышление этого периода. Памятники раннесредневекового эпоса служат очень ценным, иногда незаменимым (как саги) источником по самым разным вопросам, рисуя нам живую, красочную картину общества.

Источники по истории XI-XV вв. Прогресс производительных сил, рост городов, формирование централизованных государств, наступление нового этапа в истории культуры в период развитого феодализма сказались и на характере источников. Их становится намного больше, появляются новые виды, усложняется структура. Углубление общественного разделения труда, развитие товарно-денежных отношений требовали более детального юридического оформления договоров и сделок, а совершенствование аппарата управления, расширение его функций повлияли на официальное делопроизводство.

Важными источниками по истории хозяйства являются земельные описи и кадастры (переписи населения, уплачивавшего налоги), составляемые с фискальными целями. К ним относятся, например, английская "Книга Страшного суда" (1086) - материалы всеобщей поземельной переписи королевства, произведенной с целью определить возможности налогообложения на территории Англии, а также "Сотенные свитки" - описи земельных владений Англии конца XIII в. Византийские земельные описи назывались практиками. Они составлялись либо в связи с передачей земельному собственнику определенных владений с правом сбора налогов в свою пользу, либо в связи с очередной кадастрской ревизией. В основном сохранились монастырские практики.

Большим разнообразием отличаются юридические источники периода развитого феодализма. Подъем городов, складывание городского самоуправления требовали правовой регламентации как внутригородской жизни, так и отношений с феодальными сеньорами. На основе договоров с последними, местных обычаев и рецепции римского права формируется собственно городское право, отраженное в городских хартиях и статутах. Одной из наиболее древних является хартия, пожалованная французским королем Людовиком VI городу Лорису (Орлеанэ) в первой половине XII в.

Новые виды источников появляются в период становления сословной монархии. Это парламентские акты и статуты в Англии, протоколы заседаний Генеральных и провинциальных штатов во Франции, акты германских имперских собраний, решения кастильских и арагонских кортесов и т. д.

Протоколы судебных решений и заседаний непосредственно отражают различные стороны имущественных и социальных отношений, позволяют проверить эффективность и направленность действующего законодательства. В XIII-XV вв. наряду с королевскими и городскими, а также вотчинными судами появляются специализированные судебные магистратуры, рассматривающие определенный род дел. К ним относится, в частности, венецианский апелляционный суд по торговым искам. Акты специальных судебных комиссий (например, инквизиции) содержат важные сведения по политической истории, истории классовой борьбы и народно-еретических движений.

Стремление к систематизации знаний, хозяйственного опыта привело к умножению такого вида источников, как трактаты. Они охватывают почти все сферы науки и общественной практики: от математики и астрономии до политики, военного дела и земледелия. К агрономическим трактатам относятся, например, византийские "Геопоники" (X в.) и сочинение итальянца Пьетро Крешенци (1305). Большую известность получил трактат византийского императора Константина VII Багрянородного "Об управлении империей" (X в.). В ряде теологических трактатов, например в "Сумме теологии" Фомы Аквинского (XIII в.), изложены, помимо прочего, средневековые экономические теории.

Среди повествовательных источников XI-XV вв. наиболее важны исторические сочинения - анналы, хроники и истории. В XII- XIII вв. анналы, особенно церковные, с их схематизмом, локальностью все более вытесняются хрониками, авторами которых нередко были и светские люди. Хронисты XII - XV вв. обладали несравненно большим кругозором, чем их предшественники. С XIII в. они нередко писали свои сочинения не на латыни, а на народных языках. Хроники отличаются большей детальностью описания событий, их авторы не просто регистрировали факты, но и стремились дать им собственную, пусть идеалистическую, интерпретацию.

Значительное влияние на историографию и на другие жанры литературы оказывала риторика . Многие собственно риторические произведения содержат ценную информацию об исторических явлениях и реалиях. Это так называемые экфрасы (описания) византийских городов и энкомии (похвальные слова) императорам и другим политическим и церковным деятелям.

Наши знания о средневековом мире, о системе дорог и коммуникаций в значительной мере основываются на " Книгах путешествий ", итинерариях (описаниях маршрутов путей), навигационных картах-портоланах. Наиболее известна "Книга" венецианского путешественника XIII в. Марко Поло, посетившего страны Леванта, Юго-Восточной и Средней Азии, Китая.

Немалую ценность представляет и средневековое эпистолярное наследие , насчитывающее сотни тысяч писем, различных по типу и содержанию: от деловых и дипломатических до литературных, рассчитанных на публикацию и широкое распространение и создаваемых по строго соблюдаемым специальным канонам.

Весьма многообразны и литературные памятники периода развитого феодализма - от рыцарского романа и поэзии трубадуров и вагантов до народных песен и баллад.

Они запомнились различными событиями и изменениями. Далее рассмотрим подробнее особенности эпохи Средневековья.

Общие сведения

Эпоха Средневековья представляет собой достаточно продолжительный период. В его рамках происходило зарождение и последующее становление европейской цивилизации, ее трансформация - переход к Эпоха Средневековья берет свое начало от падения Западного Рима (476 г.), однако, как считают современные исследователи, более справедливо было бы продлить границу до начала 6 - конца 8 века, после вторжения лангобардов в Италию. Завершается эпоха Средневековья в середине 17 века. Принято традиционно считать окончанием периода Однако стоит отметить, что последние века отличались далеко не средневековым характером. Исследователи склонны отделять период с середины 16 - начала 17 столетия. Этим "самостоятельным" временным отрезком представлена эпоха раннего Средневековья. Тем не менее что эта, что предыдущая периодизация весьма условна.

Характеристика эпохи Средневековья

В данный период происходило формирование В это время начинается череда научных и географических открытий, появляются первые признаки современной демократии - парламентаризма. Отечественные исследователи, отказываясь от трактовки средневекового периода как эпохи "мракобесия" и "темных веков", стремятся осветить явления и события, которые превратили Европу в совершенно новую цивилизацию, максимально объективно. Они ставят перед собой несколько задач. Одной из них считается определение базовых социальных и экономических признаков этой феодальной цивилизации. Кроме того, исследователи пытаются наиболее полно представить христианский мир эпохи Средневековья.

Общественная структура

Это было время, в котором преобладал феодальный способ производства и аграрная стихия. В особенности это характерно для раннего периода. Общество было представлено в специфических формах:

Поместье. Здесь хозяин посредством труда зависимых людей удовлетворял большую часть собственных материальных потребностей.
Монастырь. От поместья он отличался тем, что периодически здесь встречались грамотные люди, умевшие писать книги и имевшие для этого время.
Королевский двор. Он переезжал с одного места на другое и организовывал управление и жизнь по примеру обыкновенного поместья.

Государственное устройство

Оно формировалось в два этапа. Для первого было характерно сосуществование римских и германских видоизмененных общественных институтов, а также политических структур в виде "варварских королевств". На 2-м этапе государство и представляют собой особую систему. В ходе социального расслоения и усиления влияния земельной аристократии между земельными собственниками - населением и сеньорами возникали отношения подчинения и господства. Эпоха Средневековья отличалась наличием сословно-корпоративной структуры, вытекавшей из необходимости в отдельных социальных группах. Важнейшая роль принадлежала Он обеспечивал защиту населения от феодальной вольницы и внешней угрозы. Вместе с этим государство выступало одним из основных эксплуататоров народа, поскольку представляло интересы в первую очередь господствующих классов.

Второй период

После завершения периода раннего Средневековья отмечается существенное ускорение эволюции общества. Такая активность была обусловлена развитием денежных отношений и обменом товарного производства. Продолжает усиливаться значение города, первое время еще остававшегося в политическом и административном подчинении у сеньории - поместья, а в идеологическом - у монастыря. Впоследствии с его развитием связано становление политической правовой системы в Новом Времени. Этот процесс будет воспринят как результат создания городских коммун, отстаивавших вольности в борьбе с господствующим сеньором. Именно в то время начали складываться первые элементы демократического правосознания. Однако историки считают, что было бы не совсем верно искать истоки правовых представлений современности исключительно в городской среде. Большое значение имели и представители прочих сословий. К примеру, становление представлений о личностном достоинстве происходило в сословном феодальном сознании и носило изначально аристократический характер. Из этого можно сделать вывод о том, что демократические свободы развились из вольнолюбия высших сословий.

Роль церкви

Религиозная философия эпохи Средневековья имела всеобъемлющее значение. Церковь и вера полностью наполняли человеческую жизнь - от рождения до самой смерти. Религия претендовала на управление обществом, она выполняла достаточно много функций, впоследствии перешедших к государству. Церковь того периода была организована по строгим иерархическим канонам. Во главе находился папа - Римский Первосвященник. Он имел свое государство в Средней Италии. Во всех европейских странах в подчинении папы находились епископы и архиепископы. Все они были крупнейшими феодалами и обладали целыми княжествами. Это была верхушка феодального общества. Под влиянием религии находились различные сферы деятельности людей: наука, образование, культура эпохи Средневековья. В руках церкви была сосредоточена огромная власть. Сеньоры и короли, нуждавшиеся в ее помощи и поддержке, осыпали ее подарками, привилегиями, стремясь купить ее содействие и расположение. Вместе с этим эпохи Средневековья оказывала на людей успокаивающее действие. Церковь стремилась сгладить общественные конфликты, призывала к милосердию к обездоленным и угнетенным, к раздаче милостыни бедным и пресечению беззакония.

Влияние религии на развитие цивилизации

Церковью контролировался выпуск книг и образование. За счет влияния христианства к 9-му столетию в обществе сложилось принципиально новое отношение и понимание брака и семьи. В раннее Средневековье были достаточно распространены союзы между близкими родственниками, достаточно обычными были и многочисленные браки. Именно с этим всем вела борьбу церковь. Проблема брака, являвшегося одним из христианских таинств, стала практически основной темой большого количества теологических сочинений. Одним из принципиальных достижений церкви в тот исторический период считается формирование супружеской ячейки - нормальной формы жизни семьи, существующей по сегодняшний день.

Экономическое развитие

По мнению многих исследователей, технический прогресс также был связан с повсеместным распространением христианской доктрины. Следствием этого стало изменение отношения людей к природе. В частности, речь идет об отказе от табу и запретов, которые сдерживали развитие сельского хозяйства. Природа перестала являться источником страхов и объектом поклонения. Экономическая ситуация, технические усовершенствования и изобретения способствовали существенному повышению уровня жизни, достаточно устойчиво продержавшемуся в течение нескольких веков феодального периода. Средневековье, таким образом, стало необходимым и весьма закономерным этапом становления христианской цивилизации.

Формирование нового восприятия

В обществе человеческая личность стала выше цениться, чем в Античности. Это было главным образом связано с тем, что средневековая цивилизация, проникнувшись духом христианства, не стремилась выделять человека из окружающей среды из-за склонности к целостному восприятию мира. В связи с этим, будет неверно говорить о, якобы, препятствовавшей формированию индивидуальных черт церковной диктатуре над человеком, жившим в Средневековье. На западноевропейских территориях религия, как правило, выполняло консервативную и стабилизирующую задачу, обеспечивая для развития личности благоприятные условия. Невозможно представить духовные поиски человека того времени вне церкви. Именно познание окружающих условий и Бога, на которое вдохновляли церковные идеалы, рождало многообразную, красочную и живую культуру эпохи Средневековья. Церковь формировала школы и университеты, поощряла книгопечатание и разнообразные богословские диспуты.

В заключение

Весь строй общества эпохи Средневековья принято именовать феодализмом (по термину "феод" - пожалованию вассалу). И это несмотря на то, что этот термин не дает исчерпывающей характеристики социального устройства периода. К основным чертам того времени следует относить:

Важнейшим фактором культурной общности Европы стало Христианство. Именно в рассматриваемый период оно стало одной из мировых религий. Христианская церковь основывалась на античной цивилизации, не только отрицая прежние ценности, но и переосмысливая их. Религия, ее богатство и иерархия, централизация и миропонимание, мораль, право и этика, - все это сформировало единую идеологию феодализма. Именно христианство определяло в значительной мере отличие средневекового общества Европы от прочих социальных структур на иных континентах в то время.